ОТ ДЕРЕВНИ ЗАРЕЧЬЕ ДО САРСКОЙ МЫЗЫ
Выбранные страницы допетербургской истории поселений на Славянке и её притоках
В настоящее время наши знания о ранних поселениях на Славянке и её притоках носят, можно сказать, легендарный, фантазийный характер, а при ближайшем рассмотрении оказываются цепочкой недоразумений. По сути дела никто серьёзно этим вопросом не занимался. Из публикации в публикацию воспроизводятся старые ошибки и, хуже того, возникают новые. Хотя докопаться до истины не так уж сложно. Особенно сейчас, когда Интернет значительно упростил доступ к старинным изданиям и картам.
Вот, например, первый историк Павловска М. И. Семевский утверждает, что «В [новгородских.— С. В.] писцовых книгах упоминаются в той же местности, где ныне Павловск — “Великого Князя сельцо и деревня, что были Воскресеньскые, из Славенского конца”»1. Но, пройдя по ссылке, указанной автором2, обнаруживаем, что называемое Семевским сельцо находилось в Кипеньском погосте, а следовательно, весьма далеко от Невы и её притока речки Славянки.
В книге Б. В. Януша «Неизвестный Павловск» эти же самые кипенские «селцо и деревня» (без каких-либо ссылок на источники) превращаются уже в населённый пункт Сельцо, сопровождаемый деревнями, и у этого Сельца появляется новое имя — Городок на Славянке. Данный Городок, или Сельцо, сообщает далее автор, «как предполагают, находилось на территории нынешнего Павловска в стратегически удобном месте при слиянии реки Славянки с её притоком Тызвой»3.
Название Городок на Славянке действительно существовало. Оно упоминается дважды в единственном историческом источнике — в «Писцовой книге Водской пятины Дмитрия Китаева 7008 [1499/1500] года». Причём речь идёт о двух деревнях, относящихся к разным волостям:
1. «Деревня Городок на речке на Словенке. (д) Яшко Ивашков; сеет ржи три коробьи, а сена косит двадцать копен, обжа»4. Данная деревня упомянута по соседству с деревнями на Неве, Ижоре и Селуе (Волковке) и скорее всего располагалась неподалёку от устья Славянки.
2. «Деревня Городок на Словенке. (д) Гришка Ортемов; сеет яри четыре коробьи, а сена косит пятьдесят копен, пол обжи»5. Вторая деревня перечислена между деревнями на Пендуи (Пендово) и Бабкино (совр. Баболово). А следовательно, весьма вероятно, находилась где-то в верховьях Славянки.
Отметим, что в каждой из двух деревень с названием Городок на Славянке было по одному двору. Согласитесь, совсем не тянет на укрепление. Учтём также, что в «Словаре русского языка XI—XVII вв.» слово «городок» помимо значений «укрепление», «укрепленное поселение», «населённый пункт» означает также «ограждённый участок земли»6, которым мог быть огород, сад, равно как и языческое святилище или просто загон для скота.
Стоит ли удивляться, что археологическая разведка, проведённая на месте слияния Славянки и Тызвы перед восстановлением крепости «Мариенталь» («Бип»), не обнаружила никаких следов ни Городка, ни Сельца.
Другим пунктом, вокруг которого кипят баталии историков-краеведов, является Царское Село.
Открыл «тему» Гейрот в «Описании Петергофа»: «Олеарий, оставивший интересные записки о путешествии своём по России, в царствование Михаила Фёдоровича, упоминает в них, по поводу ночлега своего в селе Сарице, нынешнем Царском Селе, о живших вблизи от Сариц баронах Дудергофских. И действительно, на шведских картах означена даже резиденция их возле Дудорова, мыза Дудергоф и обширные сады, принадлежавшие к этой мызе»7.
Опять-таки обратимся к источникам. Адам Олеарий, живший в XVII веке немецкий учёный, оставил обширное «Описание путешествия Голштинского посольства в Московию и Персию». Как справедливо отметил ещё А. Бенуа, «о таковом ночлеге в оригинальном немецком, в переводном французском (на которое ссылается Гейрот) и в переводном русском изданиях не говорится»8. Тот же Бенуа обратил внимание, что «Сарицей или Зарицей (Saritz) Олеарий называет местность, в которую он прибыл во время своего вторичного посольства9, 8 марта 1636 г., однако эта местность, находившаяся между шведским селением Орлином (Орлиным погостом) и Лилиенгагеном (в 7 верстах от Нарвы), не может считаться Сарской мызой, так как приходится гораздо южнее Дудергофа»10. И гораздо восточнее, добавим мы.
Перечитав современный перевод книги Олеария, легко убедиться, что Бенуа прав. Первая поездка Адама в Россию состоялась в 1634 году. Именно тогда он посетил Иоганнесталь — усадьбу Иоганна Скитте, владельца Дудергофского погоста, находившуюся на дороге из Нарвы в Ниен. Как предполагают, данная усадьба находилась на месте современного Красного Села, что действительно не так уж далеко от Сарской мызы.
Но вот загвоздка — из текста следует, что Олеарий с товарищами, прибыв вечером 31 мая на ночлег в Иоганнесталь, на следующее же утро отправились прямиком в Ниен, куда и прибыли через три часа.
Выходит, Гейрот ошибся? Писал по памяти, где смешались две разные поездки? Не будем спешить...
Рассмотрим указание Гейрота на Дудергофских баронов, тем более что, согласно Вильчковскому, они являются претендентами на владением селом Сариц.
«В 1624 году,— пишет Вильчковский,— государственный советник Шведского королевства Иоанн Скютте, бывший наставник короля Густава Адольфа, получил в ленную отчину древний Новгородский Дудеровский погост, простиравшийся до самого берега Финского залива»11. Как ясно из примечаний, сведения о Скютте заимствованы Вильчковским у Гиппинга12 и Гейрота13. Однако Вильчковский справедливо оговаривает: «Неизвестно, входила ли в состав этого лена Сарица, показанная на шведских картах, в Славянском погосте14, возникшем, кажется, уже в период Московского владычества над краем...»15.
Одна из вышеупомянутых «шведских карт» — не что иное, как карта Бергенгейма 1676/1827 года16. Как мы увидим далее, она не во всём точна, однако то, что обозначенный на ней Sarishof находился в Славянском приходе Николо-Ижерского погоста, не подлежит сомнению, а следовательно, нет никаких оснований утверждать, что он когда-либо принадлежал И. Скютте, владевшему, как мы помним, Дудергофским погостом. И соответственно Олеарию, гостившему у Скитте, незачем было заезжать на земли какого-то соседа.
К тому же А. Бенуа в своей книге называет разысканного им «на одной из шведских карт всей Ингерманландии» помещика Сарской мызы: «Camme (cammerherr?): Peter Aryson Roma»17, что вслед за ним (и ссылаясь на него) повторяет Вильчковский.
Вот, собственно говоря, и все известные нам из литературы сведения. С различной степенью полноты они перепечатываются в популярных изданиях, как правило, без указания на источники, и в свою очередь становятся почвой для всевозможных новых предположений.
Так обстояло дело до недавнего времени.
В 2010 году на XVII Царскосельской научной конференции, посвящённой 300-летию Царского Села, прозвучал доклад И. К. Фоменко и Е. И. Щербаковой «Царское Село in orbis terrarium». В нём сделана попытка внести в обсуждение проблемы новый материал. Сделано это, впрочем, в лучших традициях «славянского» краеведения...
В докладе, например, утверждается, что «впервые интересующий нас топоним встречается в “Переписной окладной книге по Ноугороду Вотьской пятины” 1500 г. <...> В составе Ореховецкого (Ореховского) уезда имелся Никольский Ижорский погост, где “...за князем за Иваном за Темкою за Княж Ивановым сыном за Яновым” числилась деревня Сарикотская»18.
Обратившись к первоисточнику, обнаруживаем в нём следующее уточнение: «Деревня Сарикотская, в Фомине конце...»19, что переносит нас на территорию... современного Петербурга. Дело в том, что Николо-Ижерский погост в далёкие времена включал и левобережье Невы (до её впадения в Финский залив), и большинство островов дельты. Фоминым концом называлось левобережье Невы напротив Фомина (ныне Большого Петроградского) острова.
Далее в докладе рассматриваются десять «знаковых» карт региона, относящихся преимущественно к шведскому и петровскому времени, на которых нашёл отражение топоним «Сариц».
Первой представлена карта Скандинавии Андреаса Буреуса (1626), на которой топоним Saritz представлен впервые. Рассматривая эту карту, мы, однако, замечаем, что находится этот Saritz где-то в верховьях Оредежа, причём с юго-западной стороны, довольно далеко от Славянского погоста. Отметим также, что речка Славянка на этой карте не обозначена вообще.
Вторая по времени карта находится на большом медном рукописном глобусе, вышедшем из мастерской Блау и изготовленном, по-видимому, для шведской королевы Кристины (1644—1654). Заказ королева не выкупила, и в конце концов глобус достался Петру I, а ныне находится в Государственном историческом музее. На этом глобусе на территории Ингрии (Вотской пятины) отмечены 5 населённых пунктов, и среди них Saritz. Легко заметить, что этот Saritz находится всё в тех же верховьях Оредежа.
Третья карта относится к 1651 году и принадлежит Николаю Пискатору Старшему. Как утверждают авторы статьи, в основу её легла карта Гесселя Герритса (1613—1614), составленная на основе несохранившейся табулы Фёдора Борисовича Годунова для вновь избранного русским государем Михаила Фёдоровича Романова. «В центре Ингрии находится населённый пункт “Sarits”, отмеченный условным знаком такого же размера, как, например, Великие Луки или Старая Русса. Причём, волею автора будущая царская резиденция... расположена совсем рядом с Первопрестольной столицей России, хотя и на берегах “Mare Balticum sive Oost Zee”»20.
Отыскав в Интернете карту Николая Пискатора, обнаруживаем, что авторы в целом не сильно ошибаются: Sarits показан рядом с Тверью (а не с Москвой). А вот насчёт Гесселя Герритса... Действительно, он опубликовал «Tabula Russiae» начертить которую озаботился Фёдор, сын царя Бориса...», составленную в 1613 году, в год избрания Михаила Фёдоровича Романова на царство. Но в те же годы (1612—1613) он опубликовал и другую карту, составленную голландским путешественником Исааком Массой. А на этой карте Sarits обнаруживается на своём месте — в верховьях Ижоры.
Далее следует Генеральная карта Московии Якоба Зандрарта из Нюрнберга, созданная около 1670 года. В Ингрии на ней обозначено всего пять населенных пунктов: Ям, Копорье, Schledewitz, Tesoa (на Луге) и Saritz. Отчётливой копии авторы не приводят, но это всё те же (за исключением Schledewitz’а) населённые пункты, которыми представлена Ингрия на карте Буреуса.
Пятой в статье представлена «Карта Московии, составленная Гийомом Делилем», вышедшая в 1706 году в Париже, где уже обозначен Петербург. Saritz на ней, признают наши авторы, «оказался гораздо южнее своего истинного места, на “реке Орлин”, возле тракта, соединяющего Ям и Новгород»21. Под «рекой Орлин», по всей вероятности, понимается Орлино озеро либо же река Орлинка, вытекающая из него, что впадает в Оредеж, а следовательно, скорее всего, и этот Saritz расположен на той же реке Оредеж.
Французская карта Николя де Фера, исполненная в 1711 году, показывает во всей Ингерманландии только два населённых пункта — Копорье и Saritz. Нет никаких сомнений, что это всё тот же Saritz в верховьях Оредежа.
Седьмая по счету, «Новая Генеральная Карта Королевства Швеции, состоящая из провинций в него входящих», изданная в 1747 году наследниками Нюрнбергского картографа Иоганна Баптиста Хоманна (1663— 1724), оказывается достаточно подробной, поэтому Фоменко и Щербакова не могут больше игнорировать тот факт, что «”Tzariz” (миниатюра крупнее, чем у Ямгорода) находится в центре Ингрии на реке “Oridis”...»22.
Оставшиеся три карты для нас интереса не представляют — они относятся к XVIII веку и на них представлена интересующая нас мыза Сарская в её бытование при Петре I и его наследниках.
Подведём итоги. Складывается устойчивое впечатление, что на шести картах из семи, рассмотренных И. К. Фоменко и Е. И. Щербаковой, речь идёт об одном и том же населённом пункте — поселении Saritz (Tzariz) в верховьях Оредежа.
Попробовав отыскать его на современных картах, мы неожиданно обнаруживаем, что именно в указанном месте ещё до Великой Отечественной войны существовала деревня Большое Заречье. Сведения об этой деревне даны в Википедии23, причём утверждается, что на карте Бергенгейма она упомянута как деревня (!) Saritshof24. Присутствует это поселение и на шведской «Генеральной карте провинции Ингерманландии» Э. Белинга25 1678/1704 года, причём точно с тем же названием: село Saritshof. И наконец, на «Географическом чертеже Ижорской земли» Адриана Шхонбека26 1705 года обозначена (впервые по-русски) та же самая деревня «Сариц», преподнесённая уважаемыми исследователями как предшественник Царского Села. Однако на этом открытия не заканчиваются. На карте Ингерманландии А. Ростовцева (1727 года), утверждает Википедия, и карте Санкт-Петербургской губернии Я. Ф. Шмита (1770 года) то же самое поселение обозначено как мыза Зарецкая. Обратившись к указанным картам, мы убеждаемся, что сведения Википедии верны.
Так что же за поселение разглядели на европейских крупномасштабных картах И. К. Фоменко и Е. И. Щербакова? Рассматривая карту Бергенгейма, мы дополнительно обнаруживаем, что 1) Saritshoff в верховьях Оредежа расположен на дороге из Нарвы (Ивангорода) в Новгород и 2) погост, в котором он расположен, также называется «Saritskoy» — «Зарецкой».
Это не что иное, как «Погост Спасский Заретцкой» (Спасский Зарецкий погост с «церковью Спас Преображение»), упомянутый в знакомой нам «Писцовой книге Водской пятины Дмитрия Китаева 7008 (1499/ 1500) года»27.
Известно, что в ходе русско-шведской войны 90-х годов XVI века Зарецкий погост (Заречье) выступает как важный опорный пункт русских войск28. Ям (почтовая станция) в Заречье на Ивангородской (Нарвской) дороге отмечен многими русскими документами начала XVII века. А в 1615—1616 годах здесь отмечается шведский острожек29. Ещё много лет Заречье продолжало играть военно-административную функцию. В ходе русско-шведской войны 1656—1658 годов, в весеннюю кампанию 1657 года здесь происходила концентрация шведских войск близ границы. А в Северную войну именно к Заречью из Дудергофа был послан за провиантом шведский полковник Армфельд из прорвавшегося в Ингерманландию в 1708 году шведского отряда.
При этом дорога из Нарвы в Новгород продолжала функционировать как минимум до возникновения Петербурга. «Царица» (другое название Заречья!) — известный пункт на «обычной зимней дороге из Нарвы в Новгород», по описанию Э. Пальмквиста30. Этот же пункт на дороге в Новгород упоминает Ю. С. Спарвенфельд31.
Вернёмся к тому, как Адам Олеарий описывает дорогу из Нарвы в Новгород: «7 марта мы опять выехали из Нарвы и вечером прибыли в Лилиенгаген, лежащий в 7 милях от Нарвы. 8 того же месяца мы проехали 6 миль до Заречья (в оригинале — Saritz.— С. В.). 9-го мы до полудня проехали 4 мили до Орлина, шведской деревни, где наш переводчик, высланный нами вперед к границе, снова встретил нас с сообщением: “Пристав на границе нас ожидает”» (стр. 123). Если принять во внимание, что шведская миля равна 10 километрам, то нет никаких сомнений, что под «Заречьем» у Олеария подразумевается всё тот же Зарецкий погост.
Выходит, И. К. Фоменко и Е. И. Щербакова всего лишь повторили ошибку Гейрота, перепутавшего Сарскую мызу с Сарицем (Зарецким погостом), исправленную в своё время А. Бенуа! Оправданием этого недоразумения может послужить только то, что на двух уже упомянутых подробных картах Ингерманландии (не попавших почему-то в поле зрения И. К. Фоменко и Е. И. Щербаковой) — А. И. Бергенгейма и Э. Белинга — присутствуют два очень близких названия: Saritshof в Зарецком погосте и Sarishof в Славянском приходе, где и возникла позднее Сарская мыза. Ровно то же самое подтверждает и карта А. Шхонебека, на которой название двух населённых пунктов полностью совпадает и передаётся как Сариц! Не забудем также, что первым исследователем, предложившим читать Saris как Зариц, был А. Бенуа.
Кроме того, Saritzhof-царскосельский мы находим на карте Стюарта 1699 года32.
Историю бытования одного из этих названий мы теперь знаем: Заречье, Зарецкий погост (в 1500 году и до начала XVII века); Saritz, Sarits, Saritshof (шведские карты), «Царица» (шведские путешественники); Сариц (1704), Зарецкая мыза (в XVIII веке), деревня Большое Заречье (до настоящего времени). А значит, есть достаточные основания полагать, что и второй Saritshof следует переводить как «Зарецкий двор», возникший на месте русского села (деревни) Заречье, существовавшего ещё до шведов. Топоним этот совершенно обыденный, рядовой. Деревни с таким названием, согласно «Писцовой книга Водской пятины Дмитрия Китаева 7008 (1499/1500) года», разбросаны по всей Ижорской земле, и, может быть, на неизученной части шведских карт скрывается ещё несколько Saritz’ов.
Попробуем разрешить ещё одну загадку. В 2010 году отмечалось 300-летие Царского Села. Эта дата была выбрана в связи с годовщиной дара Петра I его супруге Екатерине Алексеевне. Дар этот, как известно, заключался в шести мызах (усадьбах)33, одна из которых — Саарская, предшественница Царского Села. Остальные пять — Пурколовская, Славянская, Антельская, Кононовская и Мозинская.
Согласно межеванию 1711 года, всего в этих мызах было «95 деревень, 182 двора крестьянских и 18 бобыльских, земли 21 754 десятины и лесу общего им всем поверстного на десять верст». В других источниках говорится о приписанных к мызам 95 деревнях и 11 пустошах, население которых составляет 160 дворов.
Зададимся вопросом: возможно ли локализовать эти мызы и проследить их бытование на протяжении XVI—XVII веков?
Но перед тем как попробовать разрешить эту задачу, погрузимся в прошлое чуть глубже, на два-три столетия.
Уже в XIII веке земли на притоках Невы Славянке и Ижоре входили в состав Новгородского княжества. Нам неизвестно, как складывалось его первичное административное деление, но с какого-то времени новгородские земли были поделены на пять областей — пятин. Одна из них — Водская (от финно-угорского племени водь) — занимала территорию нынешней Ленинградской области. К югу от Невы она включала Водскую и Ижорскую земли. Финно-угорское племя ижора (ингры) обитало в Приневье и было давним союзником новгородцев. Известно, что в 1240 году старейшина ижорцев Пелгусий предупредил новгородского князя Александра о прибытии на Неву шведского отряда. Состоявшуюся 15 июля при устье реки Ижоры битву князь выиграл, за что позднее был прозван Невским.
Пятины, в свою очередь, разделялись на присуды (уезды), последние — на погосты и волости. Земли бассейнов рек Славянки и Ижоры относились к обширному Николо-Ижерскому погосту, находившемуся в Ореховецком присуде34. Центр погоста с Никольской церковью располагался на Ижоре в районе современного посёлка Войскорово.
Погосты состояли из волостей (волосток) — частных и монастырских владений. Как свидетельствует «Писцовая книга Водской пятины Дмитрия Китаева 7008 (1499/1500) года», в третьей четверти XV века большинство волосток на Славянке и её притоках принадлежало новгородским боярам Овиновым и Спасскому Хутынскому монастырю. Последнее не случайно. Как предполагают современные историки, Варлаамо-Хутынский Спасо-Преображенский монастырь, расположенный на берегу реки Волхов в 7 километрах от Великого Новгорода, находился под особым покровительством земельных магнатов Овиновых. Род этот известен с XIV века, его представители избирались и новгородскими посадниками — городскими правителями.
Могущество Овиновых в Новгородской земле пришло в упадок в связи с включением Великого Новгорода в Московское государство. Братья Кузьма и Захарий Овиновы (Захарий, как утверждается, был посадником) поддержали великого князя московского Ивана III, за что поплатились: казнены восставшими новгородцами в мае 1477 года, а дети их вывезены Иваном III в Московское княжество.
В 1478 году Иван III окончательно усмиряет Великий Новгород, и через какое-то время начинается описание новгородских земель с целью установить дань, которую должно платить Москве. Его результат — уже упомянутая «Писцовая книга Водской пятины Дмитрия Китаева 7008 (1499/1500) года», которая и предоставляет нам первые значимые данные о поселениях на Славянке и Ижоре.
Попробуем выделить в этой писцовой книге волости — прообразы интересующих нас позднейших мыз.
1. «Великого Князя Волость Ивановская Захарьина сына Овинова да Павловская Васильева сына Люткина»35. Судя по названию, Иван III объединил в новой волостке имения двух прежних владельцев — Ивана Овинова, сына и наследника казнённого в 1877 году Захария Овинова, и Павла Васильева (Васильевича) Люткина.
Владельцы же новой волостки выясняются из приписки: «За Семеном за Микулиным сыном Нелединского, да за его детми за Степанком да за Гридею»36.
Можно предположить, что новый владелец — Семён Михайлович Нелединский — появился не позднее 1487 года, когда Павел Васильев Люткин получил деревни в Костромском и Ярославском уездах37. Переселение коренных новгородцев на восток России и замена их на надёжных московских подданных — была одной из основ политики Ивана III.
Центром объединённой волости является принадлежавшее ранее Павлу Люткину «Село на Полколе, а в нем церковь Рождество Пречистые38, (д) в большем [дворе] сам Семен39 с детьми, а людей его: (д) Палка (д) Федотко, (д) Беляйко; сеют ржи пятнадцать коробей, а сена косят на Семена и с людми семьсот копен, четыре обжи, и с тою деревнею что припустил себе в поле деревню на Полколе Ивановскую Захарьина...»40.
Большой двор — аналог позднейшей «мызы», в каждой волости он один. В данном случае речь идёт о будущей Пулковской мызе. Где располагался большой двор в данной волостке, мы видим на карте Э. Белинга: Pustargina hof (hof — двор) находится на современном Петербургском шоссе на полпути от Кузьминки до Пулковки, там, где располагалось село Большое Пулково, а ныне стоят дома Пулковского отделения совхоза Шушары. Название на карте Белинга не поддаётся однозначному толкованию. Возможно, оно происходит от прозвища «Пусторжин», восходящего к городу Пусторжеву (Ржеве Пустой). На картах Бергенгейма и Стюарта село носит уже привычное нам название Pulkola и как все «дворы» («hof») — административные центры — отмечена на картах миниатюрой, причём на карте Бергенгейма эта миниатюра единственная во всём Славянском приходе.
То, что название Полкола заканчивается на «-ла» — так называемый суффикс собирательной множественности, говорит о том, что оно происходит из ижорского языка41. В русском языке ему соответствует суффикс -во, который и всплыл позднее при «русификации»: так Полкола превратилось в Пулково. Подобное преобразование мы будем наблюдать ещё не в одном названии.
Что же касается корня полк-, то объяснений можно предложить три.
Во-первых, это может быть слегка искажённое славянское имя «Палка» — Павел. В таком случае ижорское название означает всего лишь «Палкино» («Павлово»).
Второй вариант — ижорское polkia (финское polkea) означает «топтать», а в финском находим производное от него polku — тропинка, стежка, стезя. На карте Э. Белинга деревня с названием Pulkola42 находится вблизи от пересечения двух древних дорог. Одна из них сохранившаяся до нашего времени трасса между Николо-Ижерским погостом43 и Пулковской мызой: Ям-Ижорская дорога в Павловском парке — Садовая улица Павловска до нынешнего вокзала — Павловское шоссе — Садовая улица Пушкина — Петербургское шоссе (от Египетских ворот до пересечения с Пулковским шоссе). Вторая дорога шла от Дудоровского погоста через Виттолово, проходила мимо Pulkol’ы, далее шла через Kupsilla (Купчино), Sutala (Волковку), после чего выходила на дорогу из Копорья в Ниен вблизи последнего. В таком случае название села могло означать «Придорожное».
И наконец, существует ещё ижорское слово polkku — колода.
Данная волость, включавшая тридцать восемь деревень, довольно обширна. На севере и северо-западе она доходит до Волковки (Селуя) и даже до Фонтанки (Голодуши). На северо-востоке и востоке — до Россохи (места впадения Кузьминки в Славянку) и даже до реки Ижоры (деревня Мазалово — между Ям-Ижорой и современным Войскорово).
Обратим также внимание на то, что волости в «Писцовой книге Водской пятины Дмитрия Китаева 7008 (1499/1500) года» не являются строго очерченными территориальными образованиями.
Конечно, основное ядро поселений располагалось компактно, но были и «опчие» (общие) деревни, крестьяне которых принадлежали двум или даже трём разным владельцам и относились, соответственно, к разным волостям, не всегда друг с другом граничащим. Как правило, при описании каждой волости такие деревни перечисляются в отдельном разделе.
Другой особенностью являлось существование своеобразных «колоний» — деревень, находящихся в том же погосте, но на территории «исторического ядра» совсем другой волости. Характерным примером последнего в Пулковской волости может служить «Починок Коюрово на Голодуше» (современной Фонтанке).
Существование подобной «чересполосицы» могло быть связано с тем, что представители крестьянских семей (сыновья, братья), принадлежавших конкретному боярину, отселялись на новоосвоенные места. Возможно также, что хозяин волости тем или иным способом приобретал деревни в других волостях.
Напрашивается вывод, что в конце XV века предметом владения в Ижорской земле были конкретные семьи и используемая ими земля, но не вся территория волостей сплошняком.
С северными пространствами Пулковской волости всё более-менее понятно — они доходят до Волковки и Россохи — места слияния Кузьминки и Славянки. А вот где её границы на юге?
Обратим внимание, что в этой же волости упомянута «Деревня Гаркепелда. (д) Дмитрок Нестеров да Исак Мондуров, (д) Нестерик Федков, сын его Ивашко, (д) Грихно Нестеров, (д) Федотко Нестеров; сеют яри двадцать и четыре коробьи, а сена косят шестдесят копен, три обжи. А старого дохода шло боран, куря, пол бочки пива, пяток льну, а из хлеба четверть; а ключнику деньга, горсть льну. А нового дохода пять гривен и пять денег, три бораны, куря, два блюда масла, пяток льну, а из хлеба четверть; а ключнику восмь денег, пол коробьи овса, пол коробьи ячьмени, два блюда масла, двое хлебов»44.
Эта же деревня с названием Hirkopela присутствует на карте Э. Белинга. На карте Бергенгейма деревня носит название Hercapelli, на карте Стюарта — Hercapelle. И на карте Ижорской земли А. Шхонебека 1705 года она надписана Оркопол. Сразу оговоримся, что название Гаркепелда находит однозначное объяснение в ижорском языке — Бычье поле (hдrkд — бык, pelto — поле). В данном случае есть наглядная возможность оценить, насколько искажались новгородские названия при передаче их шведами и при обратной передаче на русский.
Как показывает наложение планов, деревня Гаркепелда находилась на территории современного Пушкина, приблизительно в конце Фермской дороги, проходящей мимо Александровского парка, в непосредственной близости от Зарицгофа. А значит, весьма вероятно, что первоначальное Заречье находилось именно в этой волости. По отношению к Селу на Полколе оно действительно находилось за рекой — современной Кузьминкой.
Как называлась Кузьминка в Писцовой книге, установить не удаётся, а вот на карте Бергенгейма её название не вызывает сомнения — Tschorna — Чёрная! Такое название не удивительно. Река становилась чёрной, протекая по торфяному болоту45 и собирая болотные воды, чёрные по цвету из-за большого количества органических веществ.
Что же касается упоминания о Заречье в Писцовой книге, то его мы здесь не находим. Возможно, деревня возникла после 1500 года, а возможно, она скрывается за каким-то не привязанным к местности названием типа Новое Сельцо.
Помимо Гаркепелды в Писцовой книге упомянута деревня Савкино на Поколе, на карте Э. Белинга ей соответствует Savikina, располагавшаяся как раз там, где стояла церковь Кваренги.
Возможно, что ещё одно название с карты Белинга — Kulmoisio (Кул-мыза) восходит к деревне Кулокино из Писцовой книги 7008 (1499/ 1500) года. Она располагается там, где сейчас начинается Кузьминское кладбище, а позднее стояло село Большое Кузьмино.
Заречная сторона Большого Кузьмина также присутствует на карте Белинга под названием Popofsina46— напрашивается — Поповщина, что напоминает о церкви Рождества Богородицы. Возможно, что здесь, за рекой расположилась усадьба попа.
Итак, можно подвести первые итоги. Нет никакого сомнения, что мы обнаружили исторический предшественник Пулковской мызы. Отметим также, что в конце XV века данная волостка была значительно больше, чем в веке XVIII-м, и, возможно, часть её деревень и территорий в дальнейшем отошла к соседям, в том числе к возникшей с ней по соседству Саарской мызе.
2. «Bеликого Князя Волость Ивановская Захарьина сына Овинова на реце на Словенской», к 1500 году числившаяся за новым владельцем — «За Ильею Захарьевым сыном Шандамова»47.
Большой двор этой волости находился в деревне на Лукале на Славянке. Современное название — Улькюля, или Зайцево. Правда, Славянка сейчас туда не доходит, рядом протекает речка Лиговка, но пятьсот лет назад всё могло быть совершенно иначе: и речка могла изменить исток, и деревня переместиться. На карте Э. Белинга — Uliokyla, у Бергенгейма — Sulkyla, у А. Шхонебека — Олликила. Финское название — Janiskyla — соответствует современному Зайцево.
Ижорский формант -la на конце названия заставляет искать ижорский корень и в «Луке». Но ничего убедительного не находится. По аналогии с Полколой Лукала могло происходить от имени Лука. Кроме того, в русском языке того времени лука — это заливные луга, лес на излучине реки (или просто на реке) «Лук. 1) изгиб берега; излучина || Название угодья (обычно сенокосного), расположенного в излучине реки, на пойменном берегу...»48.
Рядом с Лукалой располагалось несколько деревень с названием Пендино (Пендуи), что опознаётся как Пендово, локализация которого хорошо известна.
Но самая интересная в данной волостке — деревня Бабкино. Точнее их две, возможно, располагавшиеся по-соседству. Одна (или обе) из них — не что иное, как будущее Баболово (Papola), соединявшееся с Улькулой (Sulkyla) прямой дорогой на карте Бергенгейма.
В настоящее время рядом с Зайцево находится деревня Коммолово. На карте Э. Белинга она Kumboila, у А. Шхонебека — Румбоила49, на карте Бергенгейма — Jnetsecyla50. Можно предположить, что большой двор из Лукалы переместился в Kumboila и стал позднее Кононовской мызой, а сёла, входившие в волость, остались прежними.
Любопытно, что именно к этой волости относится второй из упомянутых ранее Городков на Славянке.
Итак, есть все основания полагать, что новгородская волостка с большим двором «на Лукале» стала исторической предшественницей Кононовской мызы.
3. «Великаго Князя волостка Васильевские Мозжинского, да Ивашковские Васильева сына Рушенского, да Гридинские да Сенкинские да Петрушинские Есиповых детей Кретчатникова, да Ески Кривого с Щорковы улицы»51. К моменту составления писцовой книги данная волость была «За Семеном за Игнатьевым сыном Бибикова»52.
Многие поселения этой волостки определяются довольно легко:
а) Руссолово (Белинг — Russwalia, Бергенгейм — отсутствует, Шхонебек — Руссивалла): «Деревня Рушево на реце на Ижере»53. Название деревни происходит от фамилии её владельца до 1477 года — Ивана Васильевича Рушенского.
б) Шаглино (Белинг — Saq(g?)linu, Бергенгейм — Seglina, Шхонебек — Сях(?)лина): «Деревня Заклинье на Ижере»54.
в) Малое Верево (Белинг — Vart(?)va, Бергенгейм — Werela, Шхонебек — без названия): «Деревня Горка на Вреве на Ижере»55.
г) Горки (Белинг — Garkova, Бергенгейм — отсутствует, Шхонебек — Гаркова): «Деревня Горка на Ижере»56.
д) Вайялово — (Белинг — Koikova, Бергенгейм — отсутствует, Шхонебек — Колкова?) — «Деревня на Баеве ручье на Ижере»57.
И наконец:
е) Мозино (у Белинга — Massina hof — Мозинский двор, Бергенгейм — Moisina, Шхонебек — Мосина) — «деревня Можини на Ижере»58. На всех трёх упомянутых картах эта деревня находится на правом берегу Ижоры примерно посередине между местами впадения левобережных притоков — Веревки и Лиговки. Название Можини (Мозжини) происходит от фамилии владельца деревни до 1477 года — Василия Мозжинского59. Однако в дальнейшем деревня Мозино переместилась. Как показывает карта Шуберта 1831 года60, Мозино находится уже на левом берегу Ижоры на дороге из Царского Села в Гатчину.
Можно сделать вывод, что обнаружен исторический предшественник Мозинской мызы.
4. «Великого Князя деревни оброчные ж, что были Владычни да Вознесенские с Пруские улицы. А были те деревни и за Иваном за Ондреевым сыном за Супоневым, Ивана не стало. Отдано Ивановым же детем Чертова»61.
Эти деревни так и не сложились в полноценную волость, здесь нет большого двора, и в дальнейшем, по-видимому, они были присоединены к соседним волостям. Это одна из самых маленьких волосток, в которой всего 5 деревень. Две из трёх Владычних62находятся на Селуе (Волковке), а вот две Вознесенские — на Ижоре. Это «Деревня на бору на реке на Ижере»63 и «Деревня Лукосици на реке на Ижере»64, в которых узнаются современные Бор (Белинг — Porruog, Бергенгейм — Porin, Шхонебек — Порио) и Лукаши (Белинг — Без названия, Шхонебек — ?).
Данную волостку мы упоминаем лишь потому, что позднее она войдёт в состав Мозинской или Славянской мызы.
5. «Великого Князя Волость Ивановская Захарьина села Овинова на Словенской реке и в Тойвокале и в Сотцких». К 1500 году — «За Черемисином за Федоровым сыном Кренева»65.
Мы снова добрались до владений бояр Овиновых. Центром волостки является «Сельцо двор большой Ивановской. (д) В большом сам Черемисин; сеет ржи девять коробей, а сена косит двесте копен, две обжи. А старого дохода нешло, пахал старой ключник»66.
По всей вероятности, большой двор Ивановский — это Vanhomoisio (Белинг), Ванамойже (Шхонебек), Ванга-мыза (1830-е) на территории современного Коммунара. Возможно, это название было переосмыслено по-ижорски или по-фински: vanha — старый, древний.
В данной волостке находятся:
— «Деревня Мустосара»67 (Белинг — Mustilla, Шхонебек — Мустила, Шуберт — Местелева), сегодня — юго-западная окраина Коммунара. Mussa (ижорск.) — чёрный, saar — остров, соответственно — «Чёрный остров».
Отсутствие в окрестностях какого-либо «острова» на Ижоре не должно смущать. В то далёкое время слово «остров» имело несколько иное значение: «Остров. 1. Участок суши, окруженный водой, остров. 2. Небольшой отдельно стоящий лес; лес среди поля. 3. Высокое по сравнению с окружающим место: холм, скала, гора. 4. Обособленная от других территория и ее население»68. Можно предположить, что и в языке соседствующего со славянами ижорского народа saar могло трактоваться так же широко.
— «Деревня Варино на Ижере Верховье»69 (Белинг — Varala, Бергенгейм — Werala, Шхонебек — Вилоли, Шуберт — Вярлево). Современное название — Вярлево.
— «Деревня на Ряти Торозари», «деревня на Торозаре»70 и т. п. (Белинг — Tarcosari, Бергенгейм — Taresaari, Шхонебек — Торсосали). Наличие нескольких деревень со словом Торозари находит соответствие на карте Шуберта: на Тарасарах там целых 5 деревень. Современное название: Корпиккюля (фин. Korppikyla — «Глухая деревня», деревня в дремучем лесу).
После чего следуют «Деревня на Кривцове» и деревня на Пендуи71. Последняя нам уже известна, а относительно Кривцово, исходя из географического окружения, выявляем у Белинга созвучное Ripsoa (Шхонебек — Рипсуа, Шуберт — Рипшева).
Среди «опчих» деревень волости находим «Великаго Князя деревню оброчную в Сотцком Мендоле, что была Спаскаго ж монастыря Хутынскаго...»72, в которой узнаётся современное Монделево. На карте Шуберта оно находится на современном месте, а вот на более ранних его местоположение не так очевидно. У Белинга на месте современного Монделева находится Morodilia (Шхонебек — Мородила), тогда как Montula (Шхонебек — Монтула) располагалась на территории современного Коммунара на дороге из Vanhamoisio в Androfsina («Андреевщина») — современное Антропшино. Ещё одно подтверждение этому находим на «Плане имения Карлберг и прилегающих земель» из шведского атласа второй половины XVII века73 (далее сокращённо — Карлберг). На этом плане деревня называется Montula и находится там же, где Montula у Белинга. Впрочем, «План имения Карлберг», несмотря на свою подробность, охватывает лишь незначительную часть интересующей нас территории.
Идём дальше. В данной волостке сосредоточено несколько «Сотцких» деревень. На первый взгляд, их название происходит от слова «сотцкий» («сотский», «сотник»). Но нельзя исключать и того, что это искаженное «сутоцкий» — находящийся на сутоке74, что мы и наблюдаем здесь между Ижорой и Суммоловским ручьём, впадающим в Славянку.
Осталось отметить, что на карте Белинга на территории этой волости находится только один двор (hof), отмеченный миниатюрой — Antilia hof (Бергенгейм — Amtola, Шхонебек — Антилла м[ыза], также отмеченная миниатюрой.
Таким образом, есть основания предполагать, что мы обнаружили исторический предшественник Антелевской мызы.
6. «Великого Князя волость оброчная ж, что была Спаского монастыря Хутынского». К 1500 году: «Отдано Ивановым детем Чертова»75.
Эта волость любопытна тем, что в ней находится давно отождествлённая деревня Пязнево — современное Пязелево (Белинг — Patsula, Бергенгейм — Pesila, Шхонебек — Пассала). Вероятней всего, её название происходит от ижорского passi — баран, самый распространённый домашний скот, который разводили местные жители, судя по данным Писцовой книги 1500 года.
«Деревня на Тарвисари ж Пязнево. (д) Семенко Ивашков, (д) Игнатко да Офонаско Семеновы; сеют ржы четыре коробьи, а сена косят пятьдесят копен, обжа. А дохода две гривны и пол четверты деньги, а из хлеба четверть; а ключнику деньга»76.
Ей соседствует «Деревня на речке на Тарвисари на Словенке. (д) Гаврилко да Ивашко Микиткины; сеют ржы две коробьи, и сена косят тридцать копен, пол обжы; а дохода пол девяты деньги, а из хлеба четверть»77.
Что касается первой части топонима, то с ней всё ясно: Тарви — мужское имя у финно-угров, в том числе у ижорцев.
Вторая часть более интересна. С одной стороны, мы уже знаем, что сари — это «остров». Соответственно, деревня должна находиться на какой-то возвышенности. С другой стороны, есть указание на речку, следовательно, и какая-то речка получила название от возвышенности, мимо которой она протекает.
Так как Пязелево находится на современной реке Поповке, то с речкой всё ясно. Возвышенностью же, вполне вероятно, может являться современная горка, на которой находятся посёлки База ВИР и Динамо.
На карте Белинга на месте посёлка Базы ВИР располагается деревня Tarvikala (Карлберг — Talwikala, Шхонебек — Талликала), что подтверждает наше предположение и заставляет предположить другую вариацию названия речки: Тарвикала.
Далее, в этой же волостке мы находим две безымянные деревни: «Деревня на Хомелове ручью. (д) Сменко Мартынов, (д) Матюк Мартынов, (д) Гридка Мартынов; сеют ржи четыре коробьи, а сена косят пятьдесят копен, обжа» и «Деревня на Хомелове ж ручью. (д) Петрок Максимов, (д) Куземка Максимов да Олексейко Максимов; сеют ржи четыре коробьи, а сена косят пятьдесят копен, обжа. А дохода с обеих деревень две гривны и две деньги, а из хлеба четверть, бочка пива»78.
Имя ручья находит очевидное соответствие на современной карте. До наших дней сохранилась деревня Гуммолосары (Белинг — Humalasari, Шхонебек — Маласары). Это название традиционно переводится как «Хмелевый остров» (humala — хмель). Местные старожилы утверждают, что по рассказам предков в районе деревни были большие заросли хмеля. Хмель был очень важным растением: в новгородское время едва ли не в каждой деревне варили пиво.
Деревня Гуммолосары стоит на Тярлевском ручье, который прежде назывался Гуммолосарским. Есть все основания предполагать, что две безымянные деревни «на Хомелове ручью» — это Гуммолосары и Тярлево.
Среди топонимов, которые могут быть водными, обратим внимание ещё на один — Тойвокала. Первая его часть — Тойво — созвучна современной Тызве. Как и Тарви, Тойво — мужское имя у финно-угорских народностей.
А вот вторая часть названия Тарвикалы и Тойвокалы не находит разумного объяснения ни в ижорском, ни в финском (kala — рыба). Зато она может происходить от русского корня: «Кал — 1. Грязь, слякоть, тина. 2. Глина || Прах, земля...» и только потом: «3. Кал, помёт, навоз»79, «Кальный — 1. Заполненный жидкой грязью, илом, тиной, нечистотами... 2. Запачканный, загрязненный, нечистый, грязный»80. Иными словами, кала — всего лишь аналог «Грязных», «Чёрных» (вспомним Кузьминку!), болотистых речек, которых в наших краях существовало огромное количество. Название давалось от того, что они вытекали из болот и были окрашены болотными частицами.
Любопытно, что большой двор в описании волости упомянут не первым — «Деревня Вярино на Словенке Большой двор»81. Вярлево на Ижоре мы уже опознали, а вот на Славянке такой топоним отсутствует. Обратившись к карте Белинга, мы находим только один неописанный до сих пор двор на Славянке — Marienova hof — современное Марьино (Бергенгейм — Marigero, Стюарт — Marigea). На картах Белинга и Стюарта мыза помечена миниатюрой. В соседстве с Вярино упоминается «Деревня на Толколе Картина на речке на Словенке». На карте Белинга в соседстве с Marienova обнаруживаем не сохранившуюся до нашего времени деревню Torcula, находившуюся на правом берегу Славянки. Это ещё один довод в пользу нашего предположения. Между Marie- nov’ой и Torcul’ой находится деревня Montula, уже упоминавшаяся нами при описании Ивановской (Антелевской) волостки в числе общих — «Деревня в Сотцком в Мендоле». Как выясняется, данная деревня принадлежит к рассматриваемой сейчас волости.
Ещё одна крупная деревня — «Тойвикала на Словенской реке, в Рагуеве Лястине. Вопче с Олександровскими обжами Самсонова, что за князем за Иваном за Буиносом, да с Ивановскими обжами Захарьина сына Овинова, что за Ильею за Хрестниковым с сыном Шандамова, на Великаго князя жеребье: (д) Сменко да Гридка Остахнивы; сеют яри три коробы, и сена косят копен, обжа. А дохода пол другонатцаты деньги, а из хлеба четверть, две деньги»82.
Как видим, у неё целых четыре владельца. Дополнительное указание — «на Словенской реке» — заставляет нас искать деревню у впадения Тызвы в Славянку. И такая деревня есть. На картах Бергенгейма и Стюарта она называется Линной, хотя положение её указано весьма приблизительно. Деревня Линна, как мы знаем из истории, находилась на территории современного Павловска как раз при впадении Тызву в Славянку. На карте Белинга деревня обозначена точно там, где она и должна была быть, но название не подписано. Рядом на Славянке изображена водяная мельница. Это заставляет предположить, что к шведскому времени деревня получила новое название — Млинная (Мельничная), и при записи этого названия шведами потеряла первую букву. Подобные приключения топонимов мы уже наблюдали.
Другая деревня на территории будущего Павловска в районе оранжерей и церкви святой равноапостольной Марии Магдалины носила название Кабак, безусловно, восходящее ко времени, когда Новгородская земля вошла в состав Москвы. Надо ли напоминать, что стояла она на уже упоминавшейся дороге из Ижорского погоста в Пулковскую мызу.
Подводя итоги, делаем вывод, что данная волость, подаренная Овиновыми Спасскому Хутынскому монастырю, стала источником для формирования двух мыз — Саарской и Славянской.
К их происхождению и истории при московском владычестве и при шведах мы теперь обратимся.
Но прежде сделаем несколько общих выводов об источниках, на основании которых строилось предыдущее исследование.
1) Прежде всего отметим, что самой точной картой из тех, что были рассмотрены выше, является карта Э. Белинга. По всей вероятности, на ней обозначены все населённые пункты в тогдашней Ингерманландии, хотя не всегда их названия подписаны.
В случае отсутствия подписи приходится прибегать к сопоставлению с картами Бергенгейма, Стюарта и др., на которых наличествуют некоторые отсутствующие топонимы. Трудность, однако, состоит в том, что эти карты весьма приблизительны и дают лишь общее представление о местности, искажая значимые детали. Так, на карте Бергенгейма деревни Линна и Кабак перекочевали с левого берега Славянки в междуречье Славянки и Ижоры и т. п.
2) Одним из существенных недостатков карты Э. Белинга является неполная прорисовка трассы дорог в первую очередь там, где на их поле вклиниваются названия населённых пунктов. Чтобы уточнить дорожную сеть, приходится обращаться к карте Бергенгейма, хоть и более схематичной, но за счёт более крупного масштаба не утерявшей общую паутину тогдашних путей сообщения.
3) Относительно звучания топонимов. Мы видим здесь разнобой, обусловленный как рукописностью исходного материала, вызывавшего ошибки при прочтении и перенесении его на ту или иную карту, так и очевидными проблемами записи названий на слух. Тем более что запись эту проводили шведы, не знавшие ни славянского, ни ижорского языков, исконных для нашего края. Да что говорить, мы видим, что шведы искажали даже финские названия!
Названия же, восходящие к самим шведам, составляют ничтожную часть от общего количества названий на карте.
В случае, если мы хотим лучше и точнее понять исходное произношение конкретного названия, нам следует сопоставить его написание на разных картах и попытаться найти созвучные написания в новгородских письменных материалах, в первую очередь в Писцовой книге 7008 (1499/1500) года. Хотя следует, конечно, учитывать, что упомянутая Писцовая книга сама имеет те же проблемы: а) записи на слух и б) ошибки при её расшифровке и публикации в XIX веке.
Как мы знаем из Писцовой книги 7008 (1499/1500) года, бывшие владения бояр Овиновых и Хутынского монастыря в Ижорской земле Иван III передал новым владельцам. При описании ряда волостей об этом имеется соответствующая приписка: «Отдано Ивановым детем Чертова».
Род Чертовых мы находим в Москве. Они были «детьми боярскими», то есть принадлежали к служивому сословию. Известно, что в 1486 году Василий Лыско Чертов вместе с Микулой, Иваном и Игнатием Михайловичами Чертовыми служили митрополиту Московскому и Всея Руси Геронтию (1473—1489) и были митрополичьими вотчинниками. Известно также, что Иван и Микула Михайловы Шолох-Чертовы продолжали служить преемнику Геронтия митрополиту Симону (1495— 1511) и выделялись своим благосостоянием. На дочери Ивана Михайловича был женат дьяк и постельничий великого князя Московского Василия III Иван Дмитриевич Бобров. Быть может, владельцами деревень на Славянке были её братья?
Чертовы (Чортовы) владели пожалованными землями на Славянке более ста лет, вплоть до Смутного времени, при этом их волостки сильно раздробились. В начале XVII века в Ижерском погосте на Славянке находились поместья Ивана Петрова Чортова; Антония (с женой Маврой и дочерью Натальей), Игнатия (с женой Марией и сыновьями Андреем, Гаврилой, Григорием, Дмитрием, Петром и Фёдором) и Фёдора (с женой Марией и сыном Никитой) Семёновых Чортовых; а также Ивана Еремеева Чортова (с женой Пелагеей, сыновьями Григорием, Яковом, Юрием и дочерью Марией)83.
Некоторые из этих владений мы можем локализовать. В августе 1614 года дети боярского сына Водской пятины Игнатия Семёнова Чортова (видимо, Григорий и Гаврила) владели в Ижерском погосте поместьями «п. Лукина и усадище Марьино на Словенке»84. Эти усадьбы легко отождествляются — современные Лукаши (вариант с Лукалой менее вероятен) и Марьино (Белинг — Marienova hof, Бергенгейм — Marigero, Стюарт — Marigea, Шуберт — Марьина).
А вот их брат боярский сын Водской пятины Пётр Игнатьев Чортов в 1612 году жил вместе с мачехой Марией в пожалованном им прожиточном поместье усадьбище Линникала с деревнями и с пустошами. Данное усадьбище мы находим в Писцовой книге 1500 года на границах будущей Мозинской мызы: «Да Можинского же да Рушенского в Великаго Князя деревне на Линикале в дворцовой в Богадновской Есипова, на Семенове половине: (д) Игола Мартынов, сын его Степанко; сеют ржы три коробьи, а сена косят тридцать копен, обжа»85.
Из описания этой же дворцовой деревни в других волостках мы узнаём, что она отмечается как деревня «на Сайгорове горе»86 и на Словенке87.
Сайгорова гора — по всей вероятности, небольшие высоты, вытянувшиеся вдоль Суммоловского ручья, впадающего в Славянку. На них находится несколько деревень. Среди них — Большое и Малое Сергелево (Сельгелево), сохранившие созвучие со старым названием. На бывшую дворцовую деревню претендует Большое Сергелево (Белинг — Saikora, Шуберт — Большая Сельгелева, Шхонебек — Сузиола), но ещё больше — Порицы (Белинг — Poritsa by, Бергенгейм — Porusius, Стюарт — Potserias) — Поречье. Изначальное же название Сайгорова гора может происходить от ижорского suzi — волк.
Четвёртый брат Фёдор Игнатьев Чортов в 1612 году владел деревнями Виллюева (Писцовая книга — «деревня Поречье Вилино на реце Ижере»88, «деревня Вилнино на Ижере» (?), Белинг — Villola, Шуберт — Вяхтилева, совр.— Вяхтелево) и Кузнецова89 (Белинг — Kutsnitsova, между реками Веревкой и Лиговкой, левобережными притоками Ижоры, сейчас здесь деревня Романовка).
Боярский сын Водской пятины Григорий Иванов Чортов — представитель другой ветви рода — в 1612 году владел деревней Катиля (Белинг, Стюарт — Cattila, Бергенгейм — Kaltila, Шхонебек — Каттила, совр.— урочище Катлино на южной окраине Пушкина) с деревнями90.
Ещё один владелец земель на Славянке — жена сына боярского Мария (Мавра), жена Антония Чортова, в 1612 году владевшая деревнями Мартинова и Пяжила91. В 1614 году упоминается её же поместье Гаиково92 (Писцовая книга 1500 года — «деревня Гайкуево на Ижере», Белинг — Haikula, Бергенгейм — Haikila, Шуберт — Гайкалова), ныне — западная окраина посёлка Коммунар.
Помимо Чортовых, стоит упомянуть также сына боярского Семёна Копосова Гулидова, владевшего в 1612 году деревней Монзино (Мойзино — Мозино?) на Ижоре. Это может понадобиться нам чуть ниже.
Таково было положение в Ижорской земле накануне больших перемен. В 1617 году по итогам Смутного времени по Столбовскому мирному договору Приневье было захвачено шведами. Большинство русских помещиков оставило Ижорскую землю (ингери-маа по финно-угорски), что стала называться по-шведски Ингерманландией93. Их бывшие волости получили новых владельцев.
Первым генерал-губернатором Ингерманландии (1617—1620) стал шведский фельдмаршал Карл Карлсон Юлленъельм94. В завершившейся недавно военной кампании в России он был заместителем главнокомандующего шведскими войсками графа Якоба Делагарди95, последнему в следующем, 1618 году были отданы в аренду Нотеборгский (бывший Ореховецкий) и Кексгольмский (Приозерский) лёны (уезды) сначала на шесть лет, а потом ещё на четыре. Как было упомянуто выше, именно в Нотеборгский лён входил Ижорский погост, а с ним и волости на Славянке.
Вот только обустраивать новые владения в Ингерманландской губернии представляло для шведов определённые трудности. Край опустел. Часть населения ушла в Новгород, часть продолжала уходить, когда начались попытки перекрестить оставшихся в лютеранство. Недостаток рабочих рук покрывали переселенцы — шведы и в первую очередь финны. Последние стали называться ингерманландцами — финнами Ижорской земли.
К 1622 году часть земель Я. П. Делагарди в Ижорском погосте, включая волости на Славянке, перешла к К. К. Юлленъельму96. Фельдмаршал предполагал выстроить здесь городок для ремесленников, поселить крестьян и поставить несколько усадеб. Таких усадеб, или дворов, Юлленъельмом было устроено три. По данным 1651 года, главный двор находился в районе современного посёлка Динамо и носил название Карлберг (Карлова Гора), возле устья Славянки располагался Гудилов, а где-то между ними затерялся Риббенгехольм (Риббинг-остров), названный так по родовой фамилии супруги Карла Карлсона.
В 1641 году для нужд финского и шведского населения К. К. Юлленъельмом был основан приход Венийоки (Славянская река, Славянка). В Карлберге построили лютеранский храм, а к северу от него на правом берегу реки Поповки на месте современной деревни Попово расположился Пасторат97.
На карте Белинга владения, организованные для себя Юлленъельмом, примерно совпадающие с шестью будущими мызами, подаренными Петром I своей супруге, отмечены как входящий в состав Николо-Ижерского погоста Славянский приход, на карте Бергенгейма они представлены как отдельный Славянский погост.
Вернёмся к трём «дворам» Юлленъельма. Новоустроенный Карлберг (Белинг — Carlborghof, Бергенгейм — Carlberg, Стюарт — Carelborg) стал подлинным хозяйственным и административным центром и дал начало отдельной Славянской мызе. По понятным причинам, мы не можем определить, какое новгородское поселение находилось ранее на его месте и было ли оно вообще: новое название прочно стёрло следы старого. Риббингехольм мы рассмотрим чуть ниже, а вот о происхождении Гудилова, находившегося уже в другом — Спасском Городенском — погосте нам сказать нечего, кроме сходства с фамилией упоминавшегося выше Семёна Копосова Гулидова, предположительно владевшего усадьбой Мозино. Вполне возможно, что он владел другой усадьбой ближе к устью Славянки, где и показан Gudilof (Бергенгейм — Gudilowa, Стюарт — Gudilofua, Шхонебек — Гудилова).
В 1650 году Карл Карлсон Юлленъельм умирает, не оставив потомства, и усадьбы переходят к его супруге Кристине (рождённой Риббинг), а после её смерти в 1656 году — к кому-то из её родственников, потому что на использованном нами выше чертеже Карлберга мыза помечена принадлежащей наследникам «покойного высокорожденного Севеда Риббинга»98.
С уходом старого поколения в Ижорской земле грядут перемены. В 1654 году на шведском престоле сменилась династия. Новым королям понадобились новые фавориты и новые верные сподвижники. В конечном итоге это привело к перераспределению земельных пожалований в Ингерманландии99.
В 1670-е годы за потомками Юлленъельма оставался уже только Карлберг, два другие «двора» (Риббенгехольм и Гудилов) с окружающими их землями обрели иного владельца — Пера Шернкранца. Новый хозяин — ингерманландский и кексгольмский губернский камерир (казначей) Пер (Пётр) Арвидсон Роман100. (1630—1682), в 1674 году посвящённый в рыцарство под фамилией Шернкранц. При этом он получил герб, соответствующий значению фамилии, включавший в себя венок (kranz) из звёзд (stiern). Такое посвящение являлось фактически возведением во дворянство.
Как указывает С. Горбатенко, граница между владениями Пера Шернкранца и Карлбергом, остававшимся у потомков Риббинга, проходила по ручью Поповке101, что совпадает с южным пределом будущей Саарской мызы, таким образом окончательно отделившейся от Славянской.
В связи с переходом «двора» к новому владельцу вполне логичным выглядит смена названия, связанного с фамилией прежнего хозяина. Так Риббенгехольм исчезает из истории. Чтобы определить, где он располагался, взглянем на карту Белинга и увидим, что кандидатов всего два. Между устьем Славянки, где находился Гудилов, и Карлбергом с кирхой «Славянка» (последние два объекта отмечены миниатюрами) находилось всего две усадьбы, отмеченных миниатюрами — уже знакомые нам Pustargina hof (Пулково) и Saris hof (Зарицгоф). Причём именно Зарицгоф претендует на роль Риббенгехольма хотя бы по той причине, что он занял его административное место при Пере Шернкранце. А значит есть основания утверждать, что формирование Саарской мызы, прямой прототип которой отсутствует в Писцовой книге 7008 (1499/1500) года, было совершено К. К. Юлленъельмом.
Но вернёмся к новым владельцам. Любопытно, что первоначальное имя Шернкранца — Пер Роман — означает не что иное, как Пётр Романов. Пройдёт всего тридцать лет, и Саарская мыза будет связана с судьбой его тёзки — русского императора Петра I Романова.
После смерти Пера Шернкранца Гудилов и Зарицгоф унаследовал его старший сын Арвид. Арвид учился в Голландии и Германии, в 1691 году служил судьёй в Выборгской губернии и в городе Або (Турку). В 1704 году он призывается в шведскую армию для участия в Северной войне. В 1710 году попал в плен под Выборгом и препровождён с семьёй в Тобольск, где и находился до 1722 года. О дальнейшей судьбе его нам ничего не известно, однако его потомки жили в Финляндии, и по мужской линии род пресёкся только в 1800 году.
Северная война (1700—1721) в очередной раз круто изменила судьбу Ижорской земли. И именно с ней связаны события, определившие дальнейшую судьбу интересующих нас усадеб в Славянском приходе. На воротах замка «Бип» в Павловске имеется бронзовая табличка: «Вал ceй — остаток укрепления, сделанного шведским генералом Крониортом в 1702 году, когда он, будучи разбит окольничим Апраксиным, ретировался через сей пост к Дудоровой горе».
Выбирая место для своего дворца, Павел I считал, что строит его на месте боевой славы своего прадеда Петра I.
Летом 1702 года петровский воевода в Ладоге окольничий Пётр Матвеевич Апраксин102 разбил шведскую флотилию на Ладожском озере и одновременно начал сухопутное продвижение в Ингерманландию против войск шведского военачальника генерала Крониорта103, выступившего в Ижорскую землю из Финляндии. Сам Пётр в это время готовился к походу из Архангельска и взятию Нотебурга (Орешка) — крепости у истока Невы. Действия же отряда Петра Апраксина представляли собой род вспомогательного и отвлекающего маневра.
Войска Апраксина двигались из Ладоги по левому берегу Невы, миновав Нотебург в сторону Канец (Ниеншанца).
О ходе военной кампании окольничий регулярно доносил Петру I.
10 августа 1702 года: «По твоему указу рекою Невою до Тосны и самой Ижорской земли я прошёл, всё разорил и развоевал; стою на Тосне за 30 вёрст от Канец (Ниеншанца.— С. В.). Тут сделан был передовым отрядом Крониорта, чтобы не пустить нас за Тосну, городок с 3 пушками. Мы взяли городок, разбили до 400 человек и гнали их вёрст 15 до самой реки Ижоры; также взяли и славную мызу Ижорскую. Крониорт со всем войском стоит в мызе Дудоровщине, верстах в 35 от нас...».
14 августа 1702 года: «Крониорт хотел отбить нас от реки Ижоры. Был бой 13 августа. Мы сбили неприятеля и погнали за реку. Он бежал к пехоте своей в Дудоровщину; укрепился там и сбирается со многими силами... Прошу прислать мне полка четыре добрых драгун из Пскова».
24 августа 1702 года: «Крониорт, разбитый на Ижоре, бежал в Сарскую мызу (будущее Царское Село.— С. В.), где постояв дня 3, удалился к Канцам. Прочие войска укрепились в Дудоровщине... Враги везде бегут. Благодарю за обещание прислать подкрепленье; особенно нужна конница, без которой невозможно идти от Ижоры к Дудоровщине...».
26 августа 1702 года: «Крониорт прислал из войск своих шестьсот человек с полуполковником Муратом, чтоб осмотреть войска наши, и тот их подъезд наехал на твоих Государевых ратных людей, которые у меня посланы были на реку Славянку, которая имеет быть от обозу нашего в семи верстах, и в том месте тот неприятельский подъезд разбили и взяли одного драгуна, который о войсках их, неприятельских, сказал многие ведомости, и того языка расспросные речи посылаю...».
Итак, сражение на Славянке состоялось 25 августа 1702 года. И происходило оно на территории современного Павловска. Как следует из донесений П. М. Апраксина, отряд Мурата выступил в сторону Славянки из Сарской мызы по старой упоминавшейся нами дороге, ведущей в Ижорский погост104. Весьма вероятно, что на месте будущей крепости «Бип» было наскоро обустроено временное укрепление, закрывавшее дорогу в верховья Славянки. Не исключено, что какие-то шведские части в районе Тярлево могли прикрывать и дорогу на север — к устью Славянки. Так хочется верить некоторым историкам и краеведам, но известные нам документы об этом молчат...
Потерпев эти поражения, Крониорт не решился продолжать боевые действия и остался на осень в Ниене (Ниеншанце).
Нотебург оказался без подкрепления. 27 сентября 1702 года русские войска под командованием Шереметева осадили эту шведскую крепость, расположенную у истока Невы из Ладожского озера, и 11 октября взяли её штурмом. Пётр I дал крепости и городу на берегу Невы новое название — Шлиссельбург (Ключ-город).
В следующем году боевые действия продолжились. 1 мая 1703 года был взят Ниеншанц, а 16 мая основан Санкт-Петербург — будущая столица Российской империи. Первым генерал-губернатором Петербурга назначается Александр Данилович Меншиков, получивший титул светлейшего князя Ижорского. В 1708 году император учредил в России 8 губерний и первая среди них — Ингерманландская, совпадающая с прежним Новгородским княжеством. Этой губернией также управлял Меншиков. В 1710 году Ингерманландская губерния стала называться Санкт-Петербургской. В эту губернию входил и Копорский уезд, совпадавший в своих границах с Водской пятиной Новгородской земли.
В том же 1710 году Пётр I дарит своей супруге Екатерине 6 мыз в Копорском уезде, выбранным страницам предыстории которых посвящена эта статья.