Поселок Тярлево является очень старинной деревней, через которую проходила дорога из Царского Села в Павловск. В книге В.Несина и Г.Сауткиной «Павловск Императорский и Великокняжеский 1777 – 1917» на стр. 79 и 137 указывается, что территория Павловска расширилась за счет присоединения к ней д. Тярлево и впоследствии построенных деревень Глазово и новые Веси. Наш дом под №13 стоял на главной Большой улице. Принадлежал он моему деду Леппенен Андрею Андреевичу и бабушке Леппенен Марии Михайловне. Рождались дети. В 18.. году родился сын - мой отец Леппенен Матвей Андреевич, а в 1885 году – дочь Леппенен Екатерина Андреевна, которой был выделен участок на улице Новой, дом № 26. В 18.. году родился второй сын – Андрей Андреевич, и ему был выделен участок правительством для постройки дома по улице Новой, дом № 21.
В 18.. году старший сын, мой отец, женится на Екатерине Андреевне Капанен (1889 г.р.) из деревни Капоси и она тоже становится Леппенен. На семейном совете решают передать участок на улице Новой, 21 моему отцу - для его будущей семьи. Он начинает строительство, и я помню, как мы носили ему обеды в 1913 году. В 1914 году начинается Первая мировая война. Отец уходит на фронт не достроив мансарду на втором этаже дома. А мы с мамой и моей младшей сестрой Елизаветой (род. в 1913 г., а я род. в 1909 г.) переехать в свой дом не успели и остались на улице Большой, дом 13.
Стали жить в большой общей семье, где проживала и семья брата отца Андрея Андреевича с женой Параскевой и тремя детьми (1919 г.рожд.)
Она живет в Казани, эвакуировалась туда с химико – техн. институтом во время войны, но в связи с репрессиями по поводу национальности, вернуться в свой дом не смогла.
Ее сестра Ида (1921 г.р.) погибла в осажденном Ленинграде, а брат Виктор (1923 г. р.) скончался от инфаркта в г. Бежецке – не получив разрешения вернуться на родину из Калининской области в связи с тем, что репрессии были сняты только в 1993 году, не дожил.
Мой отец вернулся с Первой мировой войны в 1918 г. раненый и с гангреной ног. Он перенес 7 операций, лишился обеих ног, и с таким инвалидом мы переехать в свой дом просто не могли, т.к. годы – то были очень трудные. Отец скончался в 1922 году, и мы уже в 1923 году переезжаем в свой дом по ул. Новая, 21. По закону этим домом владеет мать – Леппенен Екатерина Андреевна. Мне 14 лет. Я хожу в школу в г.Пушкине, заканчиваю в 1927 году, а сестра Елизавета через два года в 19лет поступает в финскую семинарию на подготовительное отделение в Гатчине в дер. Малые Колпаны. В дальнейшем ее называют средней школой с педагогическим уклоном, и впоследствии это финское учебное заведение переводят в Ленинград в Лавру, оттуда на 1-ю линию Васильевского острова, где она и заканчивает это педагогическое училище. Получает направление на работу в Токсово. Фактически сестра постоянно в Тярлево уже не проживала, т.к. в летние каникулы их обычно направляли на работу в деревенские летние детские садики и ясли. В 1934 году она знакомится в Токсове с демобилизованным военным – украинцем Довгалюком Сергеем Михайловичем. Он поступает в Ленинграде на завод ВТУЗ, где можно и работать и вечером учиться. На заводе ему, как демобилизованному, обещана комната. В ожидании этой комнаты они из Токсова приезжают в Тярлево, и мама уступает им свою теплую комнату при кухне, т.к. они уже ожидают будущего Юрия Сергеевича Довгалюка. Мама переходит на мою половину, где находилась я с мужем и сыном. Юрий Сергеевич родился 10 апреля 1935 года. Я сама принесла его из роддома. Через три недели после его рождения был уже получен ордер на комнату, где они и прописаны с 1935 г. по адресу Смольный пр. 11-1.
Надежда Сергеевна родилась в 1939 г. там же. Как правило, летнее время проводили здесь у меня и мамы в Тярлево.
Юрий Сергеевич большинство времени и рос у меня, т.к. мой сын был его на 2 года старше и был уже надежной нянькой. Жили они дружно всю жизнь. И в университет Юрий Сергеевич поступил в Петрозаводске, где учился Лео, и только через два года сестра Елизавета затребовала его обратно в Ленинград, где он и закончил университет.
Сергей Михайлович Довгалюк учился и работал на заводе. Его призвали в армию, и он служил в самом г. Ленинграде, был офицером. В 1937 году, узнав, что его жена финка, ему предложили развестись, но он отказался оставить своих детей. Его из офицеров перевели в рядовые в Синявинские болота. В 1941г. в начале войны он успел эвакуировать семью со школой, где работала жена, на Урал, в деревню Сладчанка. Сам же был переведен на «Пятачок», откуда пошел на прорыв блокады и погиб в Ропше в первый же день прорыва. В 1944 г. в январе в Ропше он и похоронен в братской могиле. Но своей смертью он сумел сохранить семье квартиру в Ленинграде, куда они и смогли вернуться из эвакуации после окончания войны в 1945 году.
Теперь о себе. Как я уже говорила, в 1923 году мы переехали на улицу Новую, 21 (впоследствии в связи с ликвидацией улицы Речной, наш дом получил № 33, этот адрес и сейчас). В Пушкине я окончила школу в 1927 году. Работала 2 года в сельской школе. В 1930 году вышла замуж за Суни Вальтера Эмильевича (1909 г.р.). Поселились мы у нас в Тярлеве, муж на воинский учет встал в г. Павловске. В 1932 г. родился сын Лео. С работой в 1930 г. было трудно, и муж устроился баянистом в драматический коллектив Финского Дома Просвещения на улице Войнова в том доме, где до пожара помещался дом писателей в Ленинграде. В 1937 году этот театр ликвидировали. Большая часть, у кого были родственники в Финляндии, были отправлены в лагеря. Из финского театра их осталось 4 человека, в том числе и мой муж, Суни В.Э. На работу никуда не брали, через полгода устроился в труппу на улице Гончарной, где сейчас ДК милиции. Жили в своем доме в Тярлеве, я работала в колхозе «Тярлевская искра». Впоследствии в Ленинграде в Финансовой Академии библиотекарем.
1939 год. Финская война. Муж призывается на войну. Его часть еще где-то в Сестрорецке в Териоках, где находились и парни из Карелии. Из Москвы приходит решение организовать концертную бригаду по обслуживанию фронта. В нее привлекаются участники драмколлективов Карелии и 4 человека из Ленинградского Финского театра – трое мужчин и одна женщина – Елизавета Томберг. Упоминаю их имена потому, что после демобилизации их всех направляют на работу в Карелию во вновь созданный Карело – финский Государственный драмтеатр. Поясняю это потому, чтобы было ясно, почему в дальнейшем моя судьба и судьба моего мужа, сына и матери будет связана с Карелией, которая помогла нам перенести все сложности репрессивного периода.
1940 год и начало 1941 года оказались в Карелии очень интересными в том отношении, что пришло решение из Москвы начать попытки озвучивания на финский язык лучших в то время кинофильмов. В быстром темпе была организована студия, мне и мужу доверили подготовку текстов на финском языке. Успели до начала отпуска 1941 года озвучить ряд фильмов: «Великий гражданин», «Валерий Чкалов» и др. И посылали в Финляндию в Ленинский музей.
С 4 июня начался отпуск, и мы все приехали из Карелии домой в Тярлево на «летние каникулы». Случилось так, что 8 человек из карельского театра после дома отдыха на Сиверской , заехали к нам в тярлево, чтобы успеть еще познакомиться с дворцами Пушкина и Павловска. В Пушкине в Екатерининском дворце мы успели побывать, а на следующий день планировали Павловск. Но во время утреннего завтрака кто-то из соседей сказал, что началась война и в 12 часов будет официальная передача по радио, ждать пришлось недолго, это было в 11 часов. Пока мы, встревоженные, допили кофе, началась эта передача, результаты ее всем нам, уцелевшим, очень знакомы. Гости наши срочно поехали покупать билеты в Петрозаводск. Обедали мы в 4 часа по их возвращению из Ленинграда. А поезд шел в Карелию в 9 вечера.
И во время обеда мужу уже приносят повестку срочно явиться в военкомат в Павловск, так как он там состоял на учете. Мы проводили всех до поезда, а муж побежал в Павловск в военкомат, который размещался в крепости БИП. Его направили на призывной пункт в бывшую нашу школу «на Брюлловке», как мы ее тогда называли, посадили его регистрировать отправляемых на фронт бойцов. Через 6 дней приходит ему вызов срочно явиться на место работы, т.е. в Петрозаводск. Его отпускают, а я с сыном и матерью остаюсь в Тярлеве. Довгалюк успевает за эту неделю отправить жену с сыном Юрой и дочерью Надей из города в эвакуацию вместе со школой в далекую Сладчанку на Урал. Своего сына с сестрой я не отправила, он остался при мне.
Муж в Карелии уже начал ездить с концертами по войсковым частям. Все думали, что война продлится не более 4-5 недель. Я работала на оборонных работах, нас ежедневно увозили куда-то под Ленинградом за Федоровский посад. Железнодорожный мост бомбили часто (Павловск II).
Первая бомба на Тярлево упала на нашу Новую улицу, дом №1. Сообщила об этом я мужу в Карелию. Почта еще работала. Он сразу примчался, чтобы вывезти нас в Карелию. Мама отказалась. Сказала, что останется дом караулить, чтобы не растащили, а война скоро кончится. Наутро рано мы распрощались с мамой, т.к. мужу задерживаться работа не позволяла.
Мы выехали из Ленинграда где-то около 10 часов, это было 29 августа. За нами сразу же выехал второй состав в том же направлении. На станции Мга нас очень сильно обстреляли. Но наш машинист дал пару и мы успели быстро проскочить, а за нами проскочил и второй состав –и это были последние поезда из Ленинграда.
А приехавшая с ним Елизавета Степановна Томберг осталась собирать чемоданы в Пушкине и уже отступала в Ленинград с нашими войсками. А из Ленинграда, полуживая, через дорогу жизни - в Карелию.
Так что, я прожила в своем доме с 1923 по 1941 г. непрерывно. Поэтому и умирать хочу на своей родине и на своей земле. Хотя возможностей переехать и к соседям было много. Родной язык сохранила.
Что же было дальше? Скитания. Из Карелии нас эвакуировали в Сибирь в Омскую область, на север в село Б . Потом в деревню Сладчанка. Оттуда в Архангельскую область в город Вельск, оттуда на север Карелии в Беломорск, Шуерецкое. О матери я ничего не знала.Связь поддерживала только с Ольгой в Казани. Она была связной. От нее узнала, что ее мать и брат и моя мать живы, что их из Эстонии забрала к себе Финляндия по договору между правительствами и вернет их обратно, когда позволит обстановка.
Когда пришло в Карелию известие, что Пушкин освобожден, я получила разрешение съездить в Ленинград через Вологду, так как железная дорога от Ленинграда до Мурманска уже работала. Приехала. Бегу по нашей улице – дома все сожжены. И вдруг вижу издалека – наш стоит. Невредим! Между нами и соседями была пустая поляна незастроенная и она остановила пожар. Дальше нашего дома строения соседей тоже были целы. Зашла в дом!!! Все цело, только круглая печка свалена. А на полу мои книги, рисунки, битая посуда. Все хозяйство только перебитое и на полу. Посидела- и порадовалась, и поплакала. Пошла к старому дому на Большую улицу. Сожжен. Зашла в сельсовет, он уже работал, но секретаря не оказалось. Оставила письмо… адрес и сообщение…, что я жива. Но остаться я здесь не могла Пришлось уезжать. Но это был только 1944 год, и я знала, что я, как репрессированная здесь жить пока не могу. Надо было ждать сестру из эвакуации, т.к. она могла вернуться и привезти к себе маму из Бежецка, т.к. ингерманландцев уже вернули из Финляндии, но по родным местам не пустили. А я работала в Карелии.
Через год вернулась сестра, она поехала в Бежецк за мамой, привезла в Ленинград, повезла в Павловск, чтобы показать, что хозяйка дома вернулась, и ее прописать. Но там поставили в паспорте статью и дали 24 часа на срочный выезд. И вместо того, чтобы прописать ее у себя, как мать и детей, она покупает ей билет в Таллин, ко мне. В это время у меня уже был фактический развод с мужем и, поехав в командировку туда, я собиралась там и остаться, т.к. мои многие знакомые и родственники уже проживали там. Когда же я пошла там в милицию, мне в ее прописке отказали и сказали, что надо выезжать ей на 101-й км. (Я случайно избежала статьи, т.к. когда муж увез нас из Тярлева, у нас еще не проставляли статью и приписки к определенному месту проживания).
Пока я раздумывала, что же делать (я уже работала в Публичной библиотеке Эстонии), как пришел и приказ из Москвы – всех ингерманландцев выселить из Эстонии в Сибирь. И мне самой и матери надо куда-то ехать. Отправила сына в Олонец, в Карелию, где отец жил, но уже с другой семьей. Пообещала сыну, как устроюсь в Сибири, заберу его весной по окончании школы к себе, не хотелось срывать учебный год.
В Карелии в театре узнали о моей судьбе, и коллектив пошел к директору с просьбой сделать вызов. Но он попросил договориться с Вальтером Суни (бывшим мужем), он поддержал коллектив, сказав, что знает мой характер и «стычек» не будет, посылайте вызов.
Он пришел буквально вечером, накануне выезда в Сибирь, и мы с матерью поехали в Олонец, там друзья дали расписки с ручательством за маму, т.к. она была «со статьей», и мы прожили там год, а в 1950 г. вместе с театром перебрались в освобожденный город Петрозаводск. Там тоже удалось маму легально прописать, а потом вскоре пришло постановление о снятии этой статьи, хотя репрессивное отношение в слове «национальность» сохранялось до 1993 года, что не позволяло легально требовать каких-то улучшений и удобств, предоставляемых для прописанных граждан. Как, например, проводки радио, телефона, и, несмотря на то, что в деревне у всех были проведены телефоны, наш дом, как зачумленный, был обойден. По экстренной надобности приходилось просить соседей.
Учитывая плохое здоровье матери и ее возможный уход из жизни еще при времени, когда сестра работает, она не будет иметь юридического права на дачную долю от дома, т.к. мать полностью была на моем иждивении и сестра материально никогда ей не помогала, даже из реализации помещений для дачников. Все уходило на всяческие ремонты и покупки нужных в хозяйстве материалов. А договоренность с сестрой у меня была такая, что я предоставляю деньги, с ее стороны Аркадий Николаевич уже вместе с подросшим и возмужавшим Юрием Сергеевичем, ему помогающим, делают практическую работу. Поэтому я уговорила маму подписать нам дарственную на обоих, чтобы и мне потом не жить в собственном отцовском доме. Восстановили на суде со знающими соседями оформление ее как владелицу дома, а приезжали в свой дом на лето, как дачники, это подтверждает домовая книга, где регистрировали дачников. Договорились с соседом сестры по ленинградской квартире Беляевым, что он берется восстановить дом за свой счет с предоставлением ему одной трети дома и усадьбы. Я согласилась и он начал готовить рамы и прочие материалы для ремонта, но договор еще официально не был подписан.
В это время моя сестра выходит замуж за Аркадия Николаевича Васильева, а он плотник. Они решили восстановить дом своими силами. Государство дает еще 15 тысяч на восстановление жилья на 10 лет. Я не возражала. По мере восстановления комнат их можно сдавать и постепенно возвращать ссуду. Я в это время снимала дачу в Карелии для сына и матери, а Тярлево посещала по мере возможности. Елизавета Матвеевна тоже очень любила свое гнездо в Тярлево и с удовольствием хозяйничала там, после всяческих разъездов заботится с оформлением документов, а сестра берет на себя весь хозяйственный надзор по дому по линии оплат, страховой и прочее в мое отсутствие, т.к. мне из Петрозаводска трудно за этим следить. Но т.к. у нее уже давно была своя квартира в Ленинграде, а я в Петрозаводске еще своего угла не имела. Или мы жили в одной комнате три семьи по разным углам. Или мы искали с сыном у кого-же переночевать, у каких знакомых, т.к. в восстанавливаемом Петрозаводске с жильем было трудно. Она согласилась со мной, что делим дом по пятой стенке, т.к. это лучшая теплая комната при кухне будет ее и половина общей столовой и кухни. Одна летняя комната в коридоре. Она с удовольствием согласилась. Но потом попросила перенести лестницу наверх на другую сторону дома. И за счет общего коридора построить летнюю террасу по фундаменту. Я это все разрешила и даже подсказала сделать дверь из комнаты прямо на террасу, что и было сделано. Продали на это дело даже построенный в свое время хлев по указу консультантов Пахтусовых по сельскому хозяйству существовавших до колхозов когда были общества по совместной обработке земли и ведения пригородного молочного хозяйства. Никаких договоренностей у нас не было ни по какому вопросу. Только когда я диктовала доверенность на ответственность ее за ведение общего хозяйства на участке и наблюдения над домом нотариус слово «пожизненно» исключила, объясняя. Что, во-первых, доверенность дается по закону на три года, но еще могут быть и неприятности, и это слово «пожизненно» не включаем.
Таким образом, у меня за «пятой стеной» оставалась моя прежняя площадь – при кухне, спальня мамы и сына, вторая маленькая моя спальня с мужем и общая столовая, где до войны стоял еще и рояль, т.к. муж был музыкантом , и плюс терраса. У меня старая, а у нее вновь построенная. Так мы и располагались. Но когда сестра уже заболела, и ей не хотелось быть в одной комнате с Аркадием Николаевичем. Она попросилась сперва на кухню – лежать при людях веселее, но устала скоро, и тогда я поместила ее в мамину комнату, но ей было беспокойно, т.к. она была проходная на кухню. Хотели мы тут повесить занавеску, но так и не успели.
Когда Надежда Сергеевна была в отъезде в течение трех лет, и Елизавета Матвеевна приезжала на субботу и воскресенье на дачу – дети пользовались всей моей половиной тоже, отопления я не снимала, там было тепло. Через три года вернулась из-за границы Надежда Сергеевна.
Я считаю, что Юрий Сергеевич никогда не будет возражать, если я еще буду в силах пожить еще в своем доме перед смертью. Если захочет мой сын, который с рождения рос в этом доме, побыть на родине или внук. Ведь они лишились этого, улучшая мои жизненные условия.
Когда неожиданно здесь на даче с мужем случился инсульт, он был парализован и нетранспортабелен в больницу. Я не в силах сама была переворачивать его и менять ему сухое белье. Я вынуждена была срочно сообщить сыну, чтобы любыми способами перевез больного на квартиру в Ленинград. Это он и сделал.
Дома лежала умирающая мать. Юрий Сергеевич продежурил сутки, т.к. Аркадий Николаевич был сутки на работе.
Я сидела у кровати матери до 3-х часов. В 3 часа, начале четвертого пришел. А.Н.(он немного подремал после работы). И в начале пятого он пришел ко мне в комнату и сказал: «Маша иди, кажется отходит». Я подошла, не помню, сколько прошло минут, и ее, бедной страдалицы, не стало…
Сын – Суни Лео Вальтерович договорился, что Юра берет на себя заботу и о парализованном муже и обо мне самой до логичного моего конца, т.к. у меня тоже наследственная гангрена, а он сам и внук отказываются в его пользу правонаследования. А племянники наследниками не являются. Да и я сама была уже беспомощна по части ремонта, т.к. послевоенное восстановление тоже пришло уже в негодность.
В свое время, когда сын получил в Петрозаводске квартиру, он женился и она дала согласие жить у него. Квартира была хорошая, двухкомнатная. Родился внук. Но в это время неожиданно скончался у невестки отец. Мать осталась одна в большой квартире и потребовала, чтобы дочь Марина Абрамовна забрала мужа и сына и переехала домой к себе, что она и сделала. Мать у меня тоже уже умерла. И я, прожив еще в Петрозаводске до 1969 года, обменяла квартиру на Ленинград, чтобы быть поближе к родному дому. Но здесь меня Интурист привлек к работе, т.к. финских туристов было много, а переводчиков не хватало. Я прошла курсы и еще проработала до 1987 года периодически по необходимости до 80-ти лет.
Модистка Екатерина Васильевна Бекетова (Троицкая ул., дом 15-17).